я здесь
Баллады на краю вселенной
1. Первый снег
Возможно, нас и никогда не было. Но ведь жизнь много длиннее вечности, и я думаю: на нас времени тоже хватило, да и только ли на нас?
А может быть, только мы и были – одни во всей вселенной, на краю самой жизни, где все переплетается, и смерть становится жизнью, а лето суть зимы.
Невысокая деревянная хижина. Зеленый луг вокруг нее – не очень большой. И густой-густой лес. В этом лесу лишь одна тропинка, и она ведет к Ручью.
Лес, он как живой, играет красками – от темных до светлых зеленых, голубых и коричневых тонов. Иногда между листьями мелькают всполохи синих цветов – это проносятся бабочки-феи.
Лес – это лабиринт, который всегда меняется, и никогда не знаешь, куда выйдешь. Лишь одна тропинка в нем постоянна. Она ведет от островка луга с домом до Ручья – синего потока, который неизменен, но никогда не остается прежним. Тропинка подходит прямо к синей тонкой – всего в три широких шага – полоске, к узкому деревянному мостику через нее, и обрывается. Мостик ведет в глухой лес. Сам мост горбат и темен, он тихо ворчит, когда по нему ходишь, и наполняет покоем, когда на него смотришь.
Река извилиста, и видна не более чем на пару дюжин шагов и в одну сторону, и в другую. Над ней клубится водяной пар, и затем оседает на листьях лоз, опустившихся прямо к воде, и на кувшинках, распустившихся на ее глади.
Если у каждой судьбы свой интерес, то каков интерес у нас? Я стоял на мостике, оперевшись на его резные перила, и смотрел на синие ленты Ручья. Какой интерес у нас, живущих из ниоткуда в никуда? Река молчит, она все знает, и поэтому никогда не отвечает.
Потому что знать все – это почти то же самое, что и не знать ничего, разве нет?
- Саш, ты все здесь стоишь, да? В последнее время ты стал другим. – Голос из-за спины Насти. – Раньше ты радовался жизни и ни к чему не стремился. Почему ты так задумчив теперь?
Она красива… Высокая, стройная, темные волосы стекают на плечи, в глазах есть легкая потерянность, и в то же время живая готовность улыбнуться или рассмеяться. Что-то в груди всколыхнулось, когда я взглянул на нее, но тут же усилием воли я отвел взгляд.
- Возможно, потому что у меня появилась цель? – Улыбнулся я лесу, расположившемуся передо мной.
Я ничего не говорил Насте, но как-то раз я ушел в зеленую сень. Это было странное путешествие… Сначала кусты упрямились, не пуская меня дальше, но вскоре сдались. Я вырвался в сам лес, где огромные, толщиной с дом, столпы деревьев уносились ввысь, а между ними лишь переплетались корни, да еще из земли выступала влага. Я шел, спотыкаясь о толстые переплетающиеся корневища, падая в лужи на мягкой и податливой земле. А в лесу стояла равнодушная тишина – извечная. Солнца почти не было – оно просто не способно было пробиться сквозь густые кроны вверху. Я шел, иногда кругами, постоянно меняя направление, потому что что-то подсказывало мне, что идти прямо значит умереть.
Казалось, из каждой лужи на меня смотрит тысяча глаз: каждая грань моей души обрела глаза и теперь смотрела прямо вглубь меня. И не все эти взгляды были дружелюбны… Затем свет пропал полностью, и я шел в абсолютно глухой темноте и тишине. Я не слышал даже своего дыхания. Больше я не спотыкался и, как ни странно, ни на что не натыкался. Долго ли я шел, мало – не знаю. Но свет появился неожиданно. Я стоял на бескрайнем бетонном поле.
В тот момент, когда я осознал это, мной овладело отчаяние. Двигаясь по странному наитию, я закрыл глаза и побежал назад… и вскоре разбил нос о ствол одного из деревьев Леса.
С тех пор я больше не уходил из дома. Настя сделала вид, что ничего не заметила.
Обо всем этом я думал, глядя в поверхность реки, и порой мне начинало казаться, что я вновь вижу перед собой толстые стволы…
- И какова эта цель? – Спросила Настя, подойдя ко мне и обняв сзади, взглянув затем из-за моего плеча на гладь Ручья.
Я положил свои ладони поверх ее на моем поясе и, чуть поджав губы, ответил:
- Хотя бы в том, что бы найти эту цель.
Сложно сказать, сколько мы уже здесь времени, и как оказались. Очень долго и очень давно. Целая вечность… и здесь всегда было нечто застывшее между весной и летом. Воздух дышал свежестью, иногда обдавая морозом, а иногда теплом. Это было приятно.
- Эх ты, глупыш… - Только и сказала Настя, а затем положила свою голову мне на плечо.
Так и было…
Что такое наш дом? Это двухэтажная сложенная из поперечных стволов деревьев изба, на первом этаже в центре, который направлен фасадом на тропу, была деревянная же резная дверь, чуть поодаль по бокам были два окна со ставнями. Аналогично располагались окна на втором этаже и с дальней стороны дома, с той лишь разницей, что и на месте дверей так же располагались окна. На боковых же, более длинных, стенах было по четыре окна, на первом и на втором этаже, с одной стороны и с другой. И еще одно окно – чердак. Так выглядел наш дом, когда мы к нему пришли, и с тех пор он не сильно изменился. Внутри на первом этаже была большая прихожая с камином, погреб, лестница в подвал, перекрытая дверью, которую мы так и не сумели отпереть, и лестница наверх, где находилась похожая прихожая, спальня и еще одна лестница наверх. На чердаке были лишь книги, причем в основном на непонятных языках, и не менее странные карты неизвестных нам миров…
В доме никого не было, и мы остались в нем, словно он был нашим. Больше никто сюда не приходил.
Еды нам всегда хватало: рядом с домом оказалось множество плодовых деревьев и кустарников, которые давали самые разные фрукты – более сочные и другие, похожие на хлеб, экзотические, и сытные, напоминающие может даже мясо. А иногда я брал из погреба удочку и шел на Ручей – ловить рыбу, которой там было очень много. Зверей же в лесу напротив не было, ни одного, кроме, разве что, котенка, которого мы нашли в доме. Зверь очень обрадовался нам и стал нашим лучшим другом. Когда я уходил на рыбалку, он и Настя шли со мной, и дружно долго-долго, до самой темноты, сидели на берегу, наслаждаясь окружающим…
Каково наше прошлое? Что было с нами до того, как мы сюда пришли – я не помню. Иногда у меня появляется смутное ощущение, что Лес взял нашу память в плату за наше проживание здесь. Еще реже у меня мелькает мысль, что в следующий раз Лес возьмет память и этих дней тоже.
А вечером мы жгли костер на лугу и, затаив дыхание, смотрели на мистический танец наших теней, которые то пытались передразнить друг друга, то играли в салочки, то просто кривлялись, глядя на небо… Шли дни.
Но однажды утром, когда я проснулся раньше Насти (так бывало почти всегда) и вышел на улицу, я застыл от удивления. Мое дыхание превращалось в замерзшем воздухе в пар, и вокруг кружили пока еще редкие снежинки, оседая мне на ресницы, на плечи и на руки…
Настроение Леса внезапно изменилось, и наступила зима. А еще немного позже я узнал, что дверь в подвал открылась.
Так мы впервые встретили зиму.
2. Тропы разумаСпустя несколько дней всю зеленую траву, деревья вокруг и тропинку уже плотно занесло снегом – даже появились сугробы, а в иных местах белые барханы были по колено. Не смотря на внезапный холод яблони, сливы и другие, не имеющие названия, плодоносные деревья продолжали приносить плоды. Речка же покрылась льдом, который лишь немногим по твердости уступал камню. Получилось некое подобие дороги, и, когда я скользил по ней взглядом, мне стоило больших усилий удержаться и не бросить Настю, уйдя по льду в холодную даль.
Но это было не все из нового и удивительного: дверь в подвал открылась. Там мы нашли рукописи человека, который, по-видимому, жил тут до нас – там был его кабинет. Удобный большой деревянный стол, старые книги кипой на краю и исписанные свитки по центру, справа - перо и флакончик с чернилами. Странно, но сколько я ни вчитывался в ровные строчки закорючек на исписанных листках, но так и не смог понять ни слова, когда Настя читала их абсолютно без труда. Подолгу она уединялась там, перечитывая их…
Там же мы нашли пару удобных шуб и свитеров, как будто специально на нас шитых. В закутке так же лежал большой запас дров.
Впервые мы растопили камин, и в момент, когда по дереву заструились веселые язычки пламени, на меня накатило странное оцепенение… Несколько дней мы только и смотрели на огонь и не могли оторваться – я и Настя, мы были зачарованны этим танцем страсти и смерти. Больше этот камин мы не топили, предпочитая холод этому странному наваждению…
За окнами клубился сероватый дым из темноты и снежинок, и ночь никак не хотела наступать… Время тянулось и тянулось, а вечные сумерки никак не приходили. Настя уже почти не выходила из подвального кабинета, как я его окрестил про себя, а я, чувствуя странный упадок сил, не мог и не желал даже шевелиться… Казалось, замерла сама жизнь. Пришла зима.
Не знаю, сколько часов или лет тянулось это оледенение, но однажды, спустя целую вечность, я внезапно почувствовал, что не могу больше медлить. Чувствуя, как в моих ногах оживает ветер, я, отчаянно сдерживая себя, спустился вниз. Настя спала, уткнувшись лицом в очередной лист. Что-то подсказало мне, что она проснется уже не сейчас…
- Я тебя люблю. – Тихо шепнул я, повинуясь странному наитию, и вскоре уже стоял перед выходом из дома.
Очередное удивительное случилось, когда я открыл дверь. Оказалось, что за дверью стояла сплошная стена снега.
Выход пришел в голову почти моментально: я спустился вновь вниз, взял одну из дровишек, запалил ее, как факел и пошел к выходу, стараясь не глядеть на огонь.
Мимоходом я задумался: а чем же я ее зажег, но эта мысль вскоре улетучилась.
Как я и ожидал, снег отступил от огня палена, который совершенно не обжигал мне руку. Я двинулся в толщу снежинок, и вскоре понял, что получается что-то вроде прохода в этом странном завале. За моей спиной был более-менее ровный туннель до входа в дом.
Земля под ногами была голой. Снежинки вокруг блестели сказочно красиво, всполохи света волнами бежали по стенам, окрашивая золотом все вокруг…
Наугад я нашел тропинку и, все так же прожигая снег, который как будто бежал от огня, пошел по ней до Ручья.
Вскоре снег, отступая, открыл моему взору знакомый мостик и ледяную дорогу. Вновь повинуясь все тому же наитию, я пошел по ней направо, а затем…
…Я шел долго, очень долго, повинуясь игривому петлянию ледяной тропы, которое завораживало меня не меньше, чем огонек в моей руке. Вокруг были только снежные стены, да еще была видна какая-то часть туннеля за моей спиной.
Внезапно я вспомнил, что знаю Настю уже очень-очень давно. Что у нас было? Что значили те странные слова, что сорвались с моих губ, когда я увидел ее, спящую? Мне показалось, что мы были вместе… очень давно.
Затем вдруг в моей голове ярко вспыхнул ее образ: нежное и такое красивое лицо, изящная фигура - все, до мельчайшей черточки, и все в ней было для меня дорого, дороже всего остального, что есть на свете. Странный трепет в груди… Внезапно я поскользнулся и довольно сильно упал. Вспышка боли, и я понял, что из носа течет кровь. Разбил…
Я встал и закинул голову вверх, не позволяя крови течь дальше. А затем я заснул.
Туман… Вокруг туман… Вдалеке огонь. Огни. Я иду на них, натыкаясь на гигантские стволы деревьев, выныривающие из тумана прямо передо мной. Вскоре вдалеке показалась странная хибарка, перед которой стоял небольшой, но длинный стол, четырехместный. На нем стояли свечки и чашки с ароматным чаем(этот аромат доносился даже на таком расстоянии), чайники… Четыре стула, два из которых были заняты. Я абсолютно не удивился, когда в тумане проступили очертания сидящих. За одним из них сидел кролик, а за другим черная кошка, и оба они были человеческого роста.
- Так вы утверждаете, что мы с вами всего лишь чужие мысли? – Удивленно переспросил кролик.
Кот неторопливо отпил чая и затем спокойно ответил, глядя на собеседника:
- Ну почему же именно чужие? Мы просто мысли. Мысль, видите ли, материальна. Однако это не мешает нам думать. По сути, я не знаю ни одной материи в этом мире, не способной мыслить.
Кролик чуть обнажил свои резцы, ухмыляясь.
- По-видимому, вы имеете ввиду афоризм: я мыслю, следовательно, я существую, утверждая это?
- Да, и это тоже, однако же, не без личного опыта. – Спокойно кивнул кот. – Следовательно, мы сами могли себя, так сказать, измыслить.
- Но как же так, если до того момента нас не было?
- А с чего, собственно, вы это взяли? Мы были, только, думаю, в иных воплощениях, если можно так выразиться. – Судя по количеству вводных слов, кот изрядно нервничал, говоря это, однако больше это волнение ни в чем не выражалось. – Наши мысли затем преобразили нас же.
- Тогда чем мы были изначально? – Шевельнул ушами кролик.
- Как это – чем? Богом. – Хмыкнул кот и несильно вильнул хвостом. Похоже, это утверждение было для него довольно важным.
Тут я, собравшись с духом, выступил из тумана перед ними. Кот взглянул на меня и с легкой радостью, никак не похожей на удивление, которое я ожидал увидеть, поприветствовал:
- А вот и вы. Мы вас ждали. Что ж вы так долго шли? Присаживайтесь…
Я выбрал стул ближе ко мне, сел, и тут на меня накатило безграничное или скорее запредельное спокойствие, как будто все так и должно быть. А почему бы, собственно говоря, и нет?
- А я тут как раз вел спор с многоуважаемым Кроликом о нашем происхождении и смысле.
Кролик важно кивнул.
- Я утверждаю, что мы и есть Бог, мы есть его суть, многократно впоследствии преобразовавшая себя. – Продолжил кот. – А он, соответственно, утверждает, что такое невозможно и что, скорее всего, нас нет вовсе. А если и есть, то в чье-нибудь чужом воображении. Рассудите же нас, я прошу.
Ум работал на удивление быстро и ясно. Я отпил чая и, через некоторое время, обдумав оба утверждения, ответил:
- Но, уважаемый Кот, вы рассказали мне не все. – Кот внимательно взглянул мне в глаза. – Вы упомянули, что ваш спор так же и о смысле нашей жизни, но в последствии все же не упомянули эту грань вашего спора. Как я могу о чем-либо судить, не зная полную картину?
- Ну, вы, люди, как раз тем и славитесь, что делаете выводы о том, о чем не имеете совершенно никакого представления. – Улыбнулся кролик, но кот его прервал, подняв свою изящную лапу.
- Ваш вопрос совершенно правомерен… Но мы оба не видим на него никакого сколько-либо вразумительного ответа, поэтому нам спорить об этом не представляется возможным.
Я кивнул, и затем продолжил:
- И потом, с чего вы взяли, что одна точка зрения в какой-либо мере отрицает другую? Они скорее дополняют друг друга.
Кот задумчиво качнул головой, а потом улыбнулся.
- Пожалуй, вы правы… О да, вы даже не представляете, на сколько вы правы!
Внезапно, он достал из под стола большую бутылку коньяка и воскликнул:
- Пожалуй, это стоит отметить!
Его крик радостно подхватил кролик, и вскоре все смешалось…
Лишь смутное, расплывчатое лицо кота, пьяно пытающегося выговорить:
- Ну а вы… скажите, а в чем же видите смысл вы?..
И я заплетающимся языком пытаюсь произнести внезапно ослепившую меня мысль:
- Любовь… Я вижу смысл в любви…
И все провалилось в темноту окончательно.
Проснулся я, почувствовав прикосновение коры к моей спине. Открыв глаза, я увидел знакомую тропинку, проходящую неподалеку от меня. Сам же я подпирал, аки атлант, многолетний дуб-гигант. Рядом стоял Кот, одетый во фрак, и он, как бы высмеивая этот свой пышный образ, закинул за плечо палку, к концу которой был привязан небольшой мешочек с… чем-то.
Увидев, что я очнулся, он мне радостно улыбнулся и сказал:
- Ну вот вы и дома. Рановато вам пока далеко уходить отсюда. Но в дальнейшем мы с радостью примем у себя вас и вашу жену. Заходите! – С этими словами он скрылся в кустах, своими ветками надежно огораживавших тропу от Леса.
Только теперь я понял, что мне все не приснилось. С чувством медленно разрастающегося в груди счастья я пошел в сторону дома, где меня ждала Настя…
3. Создатель«Вселенная бесконечна, но что произойдет, если эта бесконечность враз схлопнется – исчезнет? Не это ли шанс попасть на край вселенной? Не в этом ли мой шанс реализовать давнюю мечту многих великих мыслителей нашей цивилизации? – Так я думал много-много лет назад. Теперь я понимаю, в чем была моя ошибка. Вернее, их было несколько:
Во-первых, я совершил чудовищную оплошность, даже не подумав о том, что случится с миром в результате моего эксперимента. Теперь прошлое, настоящее и будущее слились и стали как бы параллельны друг другу. Может быть и быть сплелись между собой, что уже не различить: что и где.
Во-вторых, я совершенно не задумывался о том, что же я могу найти на этом пресловутом «краю вечности», за что и поплатился. Для кого я пишу свои записки? Быть может, это мой метод борьбы с шизофренией одиночества, быть может… Неужели я и правда обречен теперь на вечность пустоты?
Я был ученым-отшельником, живущим на окраинной планете, среди лесов и рек. Я исследовал каждый миллиметр своей земли… (Какая грустная ирония, что я назвал свою планету Землей – это древнее имя забыто уже много десятков тысяч лет назад.) Теперь я понимаю, что ЭТО уже не то, что я когда-то знал. Когда я воплотил свои преобразователь в жизнь, волна тумана вселенских масштабов прошла мимо Земли, спеленав ее. Я уже не вижу звездного неба. Да и не знаю, честно говоря, а есть ли оно?
Мир вокруг меня исчез, и уничтожил его я. Что теперь? Как можно назвать человека, который уничтожил саму бесконечность? Богом? Или Дьяволом?
Все это уже не так важно. Незаметно для себя я понял, что жизнь на планете меняется. Что-то новое пришло в нее, какой-то разум. Но разве это возможно?..
Еще миллионы лет назад человечество окончательно распрощалось с наивными мечтами быть не одинокими в космосе – мы оказались единственными в первозданной пустоте. Абсолютно единственными… Интересно, а что чувствовали первооткрыватели, надеявшиеся установить «контакт», когда впервые столкнулись с холодом этого одиночества? И вот я нашел чужой разум, нечеловеческий – на самом краю пустоты.
То, что он существует, я установил с помощью пары опытов… Не знаю… Может быть, я их еще опишу… Но эти создания отказываются вступать со мной в разговор! За что?» - Тут голос Насти сорвался, и она сделала большой глоток пресной воды из стоявшего рядом стакана.
Мы сидели в холле второго этажа. Я задумчиво слушал записки, которые сам прочесть не мог – из уст Насти, и едва заметно хмурился. Из головы не шла яркая картина: когда я вошел, счастливый, в дом, я первым делом бросился в подвальный кабинет, но там Насти не оказалось. Тогда я выбежал в сад, и лишь тогда заметил, что окна на втором этаже открыты. Там я ее и нашел… Когда я поднялся на второй этаж, когда я увидел ее, я был уже почти готов признаться, что люблю ее… Но тут странно защемило сердце, и я со странным чувством осознал, что не смогу, едва я увидел ее.
Настя устало поприветствовала меня, словно ничего и не случилось, и предложила мне послушать любопытный кусочек из найденных нами записок. И я так и не смог признаться…
«Вот уже идет вторая неделя с тех событий… Моя аппаратура частично вновь заработала – самая простая. Поразительно, оказывается, сам космос теперь превратился в пригодную для человека атмосферу, но наполненную водяным паром с температурой примерно в 20 градусов цельсия. Поразительный феномен? Или ухмылка вселенной? Других планет я не нашел, но, кажется, это не значит, что их нет. Техника дает весьма сбивчивые данные об этом вопросе. Даже о существовании Земли, той самой, на которой я сейчас стою, она не дает точного ответа, словно я стою на воздухе.
Эра техники прошла… Что теперь? Не так давно я видел Зверей. Они были одеты в цивилизованные одежды, и один из них – Лис – даже снял шляпу, увидев меня, но когда я начал к ним идти, они быстро исчезли.
Бог создал свой мир, а я создал свой. Так что меня действительно можно назвать Создателем. Да, точно, именно так и зовите меня! Слушайте же, Читатели, вы, те, кто увидит эти записи потом, - я ваш создатель! Я создал этот мир!..»
Настя замолчала. В воздухе повисла звенящая тишина.
- Вот, кто жил тут до нас. – Наконец, тихо сказала Настя. – Как ты думаешь, этот человек был безумен?
- Не знаю... Почему-то мне кажется, что это правда – все, что он писал. – Так же тихо ответил я. Неожиданно стало холодно и неуютно.
- И я не знаю… Мне уже ничего не кажется… - Вдруг странно уныло ответила Настя, затем, ссутулившись, скрестила руки на груди и хмуро взглянула в пол.
Сердце очень больно кольнула картина усталости Насти, и я, вздохнув, подошел к ней и обнял за плечи со спины.
Внезапно мне вспомнился Кот, которого я видел в Лесу, и я спросил:
- Кстати, а куда делся наш кошар, ты не знаешь? Я его с похолодания не видел.
Настя бледно улыбнулась и негромко ответила:
- Откуда-то я знаю, что это именно он открыл дверь в подвал. Разве ты не замечаешь? Это же кот изобретателя. А теперь он в Лесу…
Некоторое время мы безмолвно смотрели в окно и только слушали шелест листьев леса… Мне отчаянно хотелось, чтобы моя любимая перестала грустить, но я чувствовал, что ничего не могу сделать – я и сам был так же опустошен. Да, Зима закончилась, но что-то внутри все равно еще не отогрелось.
Время в душах людей течет в обратном направлении. И зима сменяется осенью.
4. Запахи лета.Я сидел на берегу Ручья и тоскливо бросал камни в воду. Неподалеку был мостик, за ним чаща, тропинка домой…
Ветер неторопливо о чем-то беседовал с лесом то ли о судьбах мира, то ли о погоде. Да, представляю себе.
Ветер: Что-то сегодня ветрено, вы не находите, дорогой Лес?
Лес: Ну что вы, друг мой, Ветер, сегодня отличная погода! Мои листья говорят, что сегодня отборное солнце.
Ветер: Но там же облака – туман. Какое солнце?
Лес: А солнце, друг мой, в нас самих… Теперь все изменилось!
Ветер перемен молча кивает и улетает вдаль, к другим умам и планетам, сквозь туман.
Внезапно чаща, на которой заканчивается тропинка, за мостиком, раздвигается и из нее выходит статный желтоглазый кот с бархатной шерсткой и человеческого роста. Не без радостного удивления я отметил, что кусты за ним обратно так и не сошлись, оставив новый клочок тропинки нетронутым.
Кот вальяжно прошел вдоль самой воды, необъяснимо приятно чавкая кожаными красными сапогами по болоту. Наконец, он остановился напротив меня, через Ручей, уселся поудобней на одну из веток и, размотав снятую из-за плеча удочку, приветливо отсалютовал мне.
Я с улыбкой отдал салют в ответ и начал наблюдать за действиями старого знакомого. В принципе, мы виделись лишь раз, но та непередаваемая теплота, которую он у меня вызывал, позволяла мне называть его только так.
- Друг мой, сегодня отличная погода, не так ли! – Неожиданно громко крикнул мне Кот.
- Да, ты прав, даже листья излучают тепло! А разве мы криками рыбу всю не распугаем?
- Листья и должны излучать тепло, кому еще-то? А насчет рыбы – так я и не ее ловить собирался. Я ж не живодер!
И тут его поплавок резко ушел под воду.
- Клюет! – Радостно заорал Кот и с треском начал сматывать катушку, изредка подсекая улов.
Вскоре из под воды показался дрожащий поплавок, словно кто-то на крючке отчаянно сопротивлялся. Из под воды показался старый разорванный ботинок, и Кот издал радостный возглас.
- Ботинок? Так ты ловил ботинок?
- Блестящий улов!
- Почему?
- А как же? Мы его начистим – и будет блестеть! Заходите в гости посмотреть: мы всегда вам рады! – И с этими словами Кот скрылся в лесу.
Чем пахнет лето? Запах теплой земли и запах сырости на низинах, запахи свежих листьев и пробуждающихся деревьев, тропинки и новая трава, сама жизнь витает в воздухе немного пряным ароматом, в который вплетаются ароматы орешника и клена, березы и дуба, и многие-многие другие…
Чем пахнет лето в лесу? Страстью жизни, страстью мгновения, бурной разливающейся радостью.
Мы можем говорить сколько угодно, что чувство в жизни человека не главное, что он может жить и без него, но кого мы хотим этим рассмешить? Человек должен быть свободным и сильным, человек звучит гордо!
Я прикрыл глаза и ощутил на себе прикосновение рук Насти. Она уселась рядом и смотрела на меня с нежностью, такой, от которой дрожат лицо и руки, а слова становятся невнятными и ненужными. Ее руки скользили по моей груди, лаская и словно бы проникая глубже, теплым огнем.
- Я тебя люблю… - Слабо прошептала она.
- А я тебя. – Так же тихо ответил я.
Далее следовало то, что Настя затем шутливо назвала поеданием друг друга с безумными и нежными возгласами.
Я лежу на лугу, рядом спит Настя. Еще вечер, еще не стемнело, и в лесу можно совершенно спокойно даже спать. Насчет ночи я так не уверен.
Я взглянул на Настю, на ее волшебные коротковатые волосы, на милое и немного нестандартное лицо, на ее потрясающую фигуру…Как давно нам не хватало друг друга. Как давно искали… И даже не замечали по-настоящему друг друга! Разве такое возможно?
Боже, как я счастлив.
5. Прощание.Туман. Я бегу. Из него вылетают ветки, деревья, корни под ноги, ямы, канавы, ручьи… Я спотыкаюсь, падаю, но быстро вскакиваю и бегу дальше. Это будет длиться вечно. Туман. Туман. Туман. Ветки словно специально лезут в лицо, паутины, комары, промозглость, ноги промокли насквозь из-за росы, и теперь, по ощущениям, обледеневают. Я бегу-бегу-бегу, из темноты на меня смотрят глаза, насмешливые, глаза демона…
Бег, бег, бег. Где-то там волчий вой, летучие мыши пищат, под ногами промелькнула крыса, а еще в темноте под ногами могут быть змеи.
Туман, бег, бег… Внезапно я спотыкаюсь об очередной корень и оглушительно падаю… И разбиваю нос о бетонную плиту. Кровь льется потоком, боль пронзительна, и хочется выть. Хочется выть не столько от боли, сколько от обиды на весь мир.
Не помня себя, я встал на ноги и пробрел вдаль. Туман исчез, только серое-серое небо. Серое-серое-серое, бетонные плиты под ногами, вдали маячит деревянная хижина. Но я иду не к ней, а к бетонному бункеру.
Ноги мокрые, леденеют сильнее и сильнее, дует кошмарный холодный и пыльный ветер, но я почему-то продолжаю идти. Я точно знаю, что мне это нужно больше жизни. Или жизненно важно.
Почему-то это правда так… Колени дрожат, норовят подогнуться, кровь из носа уже прекратилась, оставив застывшую пленку, где тела, толстое-толстое кровавое русло из носа на подбородок и куда-то на одежду, а еще кровавая мазня по всему лицу, после того, как я рефлекторно попытался ее вытереть, словно кровь - это пот.
В голове гул… Оглушительно ломит виски, руки бессознательно прижаты к ним, а ветер старательно вбивает мелкую пыль в нос, в рот, в уши, в глаза, в волосы, и я кашляю-кашляю-кашляю…
Я должен дойти. Рука, тяжелая, словно печаль Господня, касается какого-то прибора на стене бункера, и передо мной открывается проем. И я бессильно падаю в него.
Кофе ароматный, правда в его вкусе едва уловимый оттенок машинного масла. Лицо вытерто, хотя нос еще болит. Но кость чудом не сломана, а то восстанавливать ее довольно неприятно. Больно, если хочешь быстро. Тут никакие наркозы не помогут, никакие иглоукалывания. Так уж прибор устроен… Интересно, почему?
Я открыл свою тетрадь, и в глаза сразу бросились строки: «Вселенная бесконечна, но что произойдет, если эта бесконечность враз схлопнется – исчезнет?» Хмыкнул.
Написал: «Опыт по распаллеливанию вселенной прошел с успешностью, оцениваемой в 67%. Энергетические потоки, идущие по галактике не превышают критического уровня. Процентная доля антиматерии на материю сместилась на 10%, что повысило вероятность аннигиляции, но, по моему глубокому убеждению, это скорее энерго-энтропические процессы, никак не связанные с моим опытом.
Результат: технология по созданию и моделированию Вселенных разработана.
Особенности, выявленные в ходе опыта: в качестве наиболее оптимального модулятора и настройщика Вселенной предлагаю использовать человеческий организм, который обнаружил к этому потрясающий потенциал.
Примечание: настройка идет преимущественно на подсознательном уровне, но на всех волнах – альфа, бета, гамма, все виды комбо и другие.
Доклад Галактическому совету ученых
Александра Асмаила Фордейла
10304 год, ноктюрн»
Кофе ароматный, с привкусом коньяка. Лес. Кот и Настя о чем-то перешучиваются, Кролик задумался…
Уже прошло три месяца с момента нашего здесь появления. Мы, вся лесная семья, работаем над созданием специального аппарата, напоминающего велосипед с крыльями. Дело в том, что между планетами теперь густой туман, пригодный для дыхания, если обмотать лицо ватными тряпочками, потому как легкие в противном случае слишком быстро будут пресыщены водой, что весьма вредно для организма. Данный же метод позволит изрядно этот процесс замедлить, особенно если эти самые тряпочки с какой-то периодичностью менять – в зависимости от насыщенности тумана.
А когда мы достроим велосипед, я и Настя полетим к другим планетам, тем более что они должны быть близки – всего-то в дне пути, в полтора.
Как я счастлив, Боже! Словно бы в мечте живу.
А еще я нашел родную и близкую мне душу, и я люблю ее, видит Бог, сильно-сильно…
Посвящается Насте. Мы были недолго вместе, но видит Бог, это было прекрасное время. Спасибо тебе.
1. Первый снег
Возможно, нас и никогда не было. Но ведь жизнь много длиннее вечности, и я думаю: на нас времени тоже хватило, да и только ли на нас?
А может быть, только мы и были – одни во всей вселенной, на краю самой жизни, где все переплетается, и смерть становится жизнью, а лето суть зимы.
Невысокая деревянная хижина. Зеленый луг вокруг нее – не очень большой. И густой-густой лес. В этом лесу лишь одна тропинка, и она ведет к Ручью.
Лес, он как живой, играет красками – от темных до светлых зеленых, голубых и коричневых тонов. Иногда между листьями мелькают всполохи синих цветов – это проносятся бабочки-феи.
Лес – это лабиринт, который всегда меняется, и никогда не знаешь, куда выйдешь. Лишь одна тропинка в нем постоянна. Она ведет от островка луга с домом до Ручья – синего потока, который неизменен, но никогда не остается прежним. Тропинка подходит прямо к синей тонкой – всего в три широких шага – полоске, к узкому деревянному мостику через нее, и обрывается. Мостик ведет в глухой лес. Сам мост горбат и темен, он тихо ворчит, когда по нему ходишь, и наполняет покоем, когда на него смотришь.
Река извилиста, и видна не более чем на пару дюжин шагов и в одну сторону, и в другую. Над ней клубится водяной пар, и затем оседает на листьях лоз, опустившихся прямо к воде, и на кувшинках, распустившихся на ее глади.
Если у каждой судьбы свой интерес, то каков интерес у нас? Я стоял на мостике, оперевшись на его резные перила, и смотрел на синие ленты Ручья. Какой интерес у нас, живущих из ниоткуда в никуда? Река молчит, она все знает, и поэтому никогда не отвечает.
Потому что знать все – это почти то же самое, что и не знать ничего, разве нет?
- Саш, ты все здесь стоишь, да? В последнее время ты стал другим. – Голос из-за спины Насти. – Раньше ты радовался жизни и ни к чему не стремился. Почему ты так задумчив теперь?
Она красива… Высокая, стройная, темные волосы стекают на плечи, в глазах есть легкая потерянность, и в то же время живая готовность улыбнуться или рассмеяться. Что-то в груди всколыхнулось, когда я взглянул на нее, но тут же усилием воли я отвел взгляд.
- Возможно, потому что у меня появилась цель? – Улыбнулся я лесу, расположившемуся передо мной.
Я ничего не говорил Насте, но как-то раз я ушел в зеленую сень. Это было странное путешествие… Сначала кусты упрямились, не пуская меня дальше, но вскоре сдались. Я вырвался в сам лес, где огромные, толщиной с дом, столпы деревьев уносились ввысь, а между ними лишь переплетались корни, да еще из земли выступала влага. Я шел, спотыкаясь о толстые переплетающиеся корневища, падая в лужи на мягкой и податливой земле. А в лесу стояла равнодушная тишина – извечная. Солнца почти не было – оно просто не способно было пробиться сквозь густые кроны вверху. Я шел, иногда кругами, постоянно меняя направление, потому что что-то подсказывало мне, что идти прямо значит умереть.
Казалось, из каждой лужи на меня смотрит тысяча глаз: каждая грань моей души обрела глаза и теперь смотрела прямо вглубь меня. И не все эти взгляды были дружелюбны… Затем свет пропал полностью, и я шел в абсолютно глухой темноте и тишине. Я не слышал даже своего дыхания. Больше я не спотыкался и, как ни странно, ни на что не натыкался. Долго ли я шел, мало – не знаю. Но свет появился неожиданно. Я стоял на бескрайнем бетонном поле.
В тот момент, когда я осознал это, мной овладело отчаяние. Двигаясь по странному наитию, я закрыл глаза и побежал назад… и вскоре разбил нос о ствол одного из деревьев Леса.
С тех пор я больше не уходил из дома. Настя сделала вид, что ничего не заметила.
Обо всем этом я думал, глядя в поверхность реки, и порой мне начинало казаться, что я вновь вижу перед собой толстые стволы…
- И какова эта цель? – Спросила Настя, подойдя ко мне и обняв сзади, взглянув затем из-за моего плеча на гладь Ручья.
Я положил свои ладони поверх ее на моем поясе и, чуть поджав губы, ответил:
- Хотя бы в том, что бы найти эту цель.
Сложно сказать, сколько мы уже здесь времени, и как оказались. Очень долго и очень давно. Целая вечность… и здесь всегда было нечто застывшее между весной и летом. Воздух дышал свежестью, иногда обдавая морозом, а иногда теплом. Это было приятно.
- Эх ты, глупыш… - Только и сказала Настя, а затем положила свою голову мне на плечо.
Так и было…
Что такое наш дом? Это двухэтажная сложенная из поперечных стволов деревьев изба, на первом этаже в центре, который направлен фасадом на тропу, была деревянная же резная дверь, чуть поодаль по бокам были два окна со ставнями. Аналогично располагались окна на втором этаже и с дальней стороны дома, с той лишь разницей, что и на месте дверей так же располагались окна. На боковых же, более длинных, стенах было по четыре окна, на первом и на втором этаже, с одной стороны и с другой. И еще одно окно – чердак. Так выглядел наш дом, когда мы к нему пришли, и с тех пор он не сильно изменился. Внутри на первом этаже была большая прихожая с камином, погреб, лестница в подвал, перекрытая дверью, которую мы так и не сумели отпереть, и лестница наверх, где находилась похожая прихожая, спальня и еще одна лестница наверх. На чердаке были лишь книги, причем в основном на непонятных языках, и не менее странные карты неизвестных нам миров…
В доме никого не было, и мы остались в нем, словно он был нашим. Больше никто сюда не приходил.
Еды нам всегда хватало: рядом с домом оказалось множество плодовых деревьев и кустарников, которые давали самые разные фрукты – более сочные и другие, похожие на хлеб, экзотические, и сытные, напоминающие может даже мясо. А иногда я брал из погреба удочку и шел на Ручей – ловить рыбу, которой там было очень много. Зверей же в лесу напротив не было, ни одного, кроме, разве что, котенка, которого мы нашли в доме. Зверь очень обрадовался нам и стал нашим лучшим другом. Когда я уходил на рыбалку, он и Настя шли со мной, и дружно долго-долго, до самой темноты, сидели на берегу, наслаждаясь окружающим…
Каково наше прошлое? Что было с нами до того, как мы сюда пришли – я не помню. Иногда у меня появляется смутное ощущение, что Лес взял нашу память в плату за наше проживание здесь. Еще реже у меня мелькает мысль, что в следующий раз Лес возьмет память и этих дней тоже.
А вечером мы жгли костер на лугу и, затаив дыхание, смотрели на мистический танец наших теней, которые то пытались передразнить друг друга, то играли в салочки, то просто кривлялись, глядя на небо… Шли дни.
Но однажды утром, когда я проснулся раньше Насти (так бывало почти всегда) и вышел на улицу, я застыл от удивления. Мое дыхание превращалось в замерзшем воздухе в пар, и вокруг кружили пока еще редкие снежинки, оседая мне на ресницы, на плечи и на руки…
Настроение Леса внезапно изменилось, и наступила зима. А еще немного позже я узнал, что дверь в подвал открылась.
Так мы впервые встретили зиму.
2. Тропы разумаСпустя несколько дней всю зеленую траву, деревья вокруг и тропинку уже плотно занесло снегом – даже появились сугробы, а в иных местах белые барханы были по колено. Не смотря на внезапный холод яблони, сливы и другие, не имеющие названия, плодоносные деревья продолжали приносить плоды. Речка же покрылась льдом, который лишь немногим по твердости уступал камню. Получилось некое подобие дороги, и, когда я скользил по ней взглядом, мне стоило больших усилий удержаться и не бросить Настю, уйдя по льду в холодную даль.
Но это было не все из нового и удивительного: дверь в подвал открылась. Там мы нашли рукописи человека, который, по-видимому, жил тут до нас – там был его кабинет. Удобный большой деревянный стол, старые книги кипой на краю и исписанные свитки по центру, справа - перо и флакончик с чернилами. Странно, но сколько я ни вчитывался в ровные строчки закорючек на исписанных листках, но так и не смог понять ни слова, когда Настя читала их абсолютно без труда. Подолгу она уединялась там, перечитывая их…
Там же мы нашли пару удобных шуб и свитеров, как будто специально на нас шитых. В закутке так же лежал большой запас дров.
Впервые мы растопили камин, и в момент, когда по дереву заструились веселые язычки пламени, на меня накатило странное оцепенение… Несколько дней мы только и смотрели на огонь и не могли оторваться – я и Настя, мы были зачарованны этим танцем страсти и смерти. Больше этот камин мы не топили, предпочитая холод этому странному наваждению…
За окнами клубился сероватый дым из темноты и снежинок, и ночь никак не хотела наступать… Время тянулось и тянулось, а вечные сумерки никак не приходили. Настя уже почти не выходила из подвального кабинета, как я его окрестил про себя, а я, чувствуя странный упадок сил, не мог и не желал даже шевелиться… Казалось, замерла сама жизнь. Пришла зима.
Не знаю, сколько часов или лет тянулось это оледенение, но однажды, спустя целую вечность, я внезапно почувствовал, что не могу больше медлить. Чувствуя, как в моих ногах оживает ветер, я, отчаянно сдерживая себя, спустился вниз. Настя спала, уткнувшись лицом в очередной лист. Что-то подсказало мне, что она проснется уже не сейчас…
- Я тебя люблю. – Тихо шепнул я, повинуясь странному наитию, и вскоре уже стоял перед выходом из дома.
Очередное удивительное случилось, когда я открыл дверь. Оказалось, что за дверью стояла сплошная стена снега.
Выход пришел в голову почти моментально: я спустился вновь вниз, взял одну из дровишек, запалил ее, как факел и пошел к выходу, стараясь не глядеть на огонь.
Мимоходом я задумался: а чем же я ее зажег, но эта мысль вскоре улетучилась.
Как я и ожидал, снег отступил от огня палена, который совершенно не обжигал мне руку. Я двинулся в толщу снежинок, и вскоре понял, что получается что-то вроде прохода в этом странном завале. За моей спиной был более-менее ровный туннель до входа в дом.
Земля под ногами была голой. Снежинки вокруг блестели сказочно красиво, всполохи света волнами бежали по стенам, окрашивая золотом все вокруг…
Наугад я нашел тропинку и, все так же прожигая снег, который как будто бежал от огня, пошел по ней до Ручья.
Вскоре снег, отступая, открыл моему взору знакомый мостик и ледяную дорогу. Вновь повинуясь все тому же наитию, я пошел по ней направо, а затем…
…Я шел долго, очень долго, повинуясь игривому петлянию ледяной тропы, которое завораживало меня не меньше, чем огонек в моей руке. Вокруг были только снежные стены, да еще была видна какая-то часть туннеля за моей спиной.
Внезапно я вспомнил, что знаю Настю уже очень-очень давно. Что у нас было? Что значили те странные слова, что сорвались с моих губ, когда я увидел ее, спящую? Мне показалось, что мы были вместе… очень давно.
Затем вдруг в моей голове ярко вспыхнул ее образ: нежное и такое красивое лицо, изящная фигура - все, до мельчайшей черточки, и все в ней было для меня дорого, дороже всего остального, что есть на свете. Странный трепет в груди… Внезапно я поскользнулся и довольно сильно упал. Вспышка боли, и я понял, что из носа течет кровь. Разбил…
Я встал и закинул голову вверх, не позволяя крови течь дальше. А затем я заснул.
Туман… Вокруг туман… Вдалеке огонь. Огни. Я иду на них, натыкаясь на гигантские стволы деревьев, выныривающие из тумана прямо передо мной. Вскоре вдалеке показалась странная хибарка, перед которой стоял небольшой, но длинный стол, четырехместный. На нем стояли свечки и чашки с ароматным чаем(этот аромат доносился даже на таком расстоянии), чайники… Четыре стула, два из которых были заняты. Я абсолютно не удивился, когда в тумане проступили очертания сидящих. За одним из них сидел кролик, а за другим черная кошка, и оба они были человеческого роста.
- Так вы утверждаете, что мы с вами всего лишь чужие мысли? – Удивленно переспросил кролик.
Кот неторопливо отпил чая и затем спокойно ответил, глядя на собеседника:
- Ну почему же именно чужие? Мы просто мысли. Мысль, видите ли, материальна. Однако это не мешает нам думать. По сути, я не знаю ни одной материи в этом мире, не способной мыслить.
Кролик чуть обнажил свои резцы, ухмыляясь.
- По-видимому, вы имеете ввиду афоризм: я мыслю, следовательно, я существую, утверждая это?
- Да, и это тоже, однако же, не без личного опыта. – Спокойно кивнул кот. – Следовательно, мы сами могли себя, так сказать, измыслить.
- Но как же так, если до того момента нас не было?
- А с чего, собственно, вы это взяли? Мы были, только, думаю, в иных воплощениях, если можно так выразиться. – Судя по количеству вводных слов, кот изрядно нервничал, говоря это, однако больше это волнение ни в чем не выражалось. – Наши мысли затем преобразили нас же.
- Тогда чем мы были изначально? – Шевельнул ушами кролик.
- Как это – чем? Богом. – Хмыкнул кот и несильно вильнул хвостом. Похоже, это утверждение было для него довольно важным.
Тут я, собравшись с духом, выступил из тумана перед ними. Кот взглянул на меня и с легкой радостью, никак не похожей на удивление, которое я ожидал увидеть, поприветствовал:
- А вот и вы. Мы вас ждали. Что ж вы так долго шли? Присаживайтесь…
Я выбрал стул ближе ко мне, сел, и тут на меня накатило безграничное или скорее запредельное спокойствие, как будто все так и должно быть. А почему бы, собственно говоря, и нет?
- А я тут как раз вел спор с многоуважаемым Кроликом о нашем происхождении и смысле.
Кролик важно кивнул.
- Я утверждаю, что мы и есть Бог, мы есть его суть, многократно впоследствии преобразовавшая себя. – Продолжил кот. – А он, соответственно, утверждает, что такое невозможно и что, скорее всего, нас нет вовсе. А если и есть, то в чье-нибудь чужом воображении. Рассудите же нас, я прошу.
Ум работал на удивление быстро и ясно. Я отпил чая и, через некоторое время, обдумав оба утверждения, ответил:
- Но, уважаемый Кот, вы рассказали мне не все. – Кот внимательно взглянул мне в глаза. – Вы упомянули, что ваш спор так же и о смысле нашей жизни, но в последствии все же не упомянули эту грань вашего спора. Как я могу о чем-либо судить, не зная полную картину?
- Ну, вы, люди, как раз тем и славитесь, что делаете выводы о том, о чем не имеете совершенно никакого представления. – Улыбнулся кролик, но кот его прервал, подняв свою изящную лапу.
- Ваш вопрос совершенно правомерен… Но мы оба не видим на него никакого сколько-либо вразумительного ответа, поэтому нам спорить об этом не представляется возможным.
Я кивнул, и затем продолжил:
- И потом, с чего вы взяли, что одна точка зрения в какой-либо мере отрицает другую? Они скорее дополняют друг друга.
Кот задумчиво качнул головой, а потом улыбнулся.
- Пожалуй, вы правы… О да, вы даже не представляете, на сколько вы правы!
Внезапно, он достал из под стола большую бутылку коньяка и воскликнул:
- Пожалуй, это стоит отметить!
Его крик радостно подхватил кролик, и вскоре все смешалось…
Лишь смутное, расплывчатое лицо кота, пьяно пытающегося выговорить:
- Ну а вы… скажите, а в чем же видите смысл вы?..
И я заплетающимся языком пытаюсь произнести внезапно ослепившую меня мысль:
- Любовь… Я вижу смысл в любви…
И все провалилось в темноту окончательно.
Проснулся я, почувствовав прикосновение коры к моей спине. Открыв глаза, я увидел знакомую тропинку, проходящую неподалеку от меня. Сам же я подпирал, аки атлант, многолетний дуб-гигант. Рядом стоял Кот, одетый во фрак, и он, как бы высмеивая этот свой пышный образ, закинул за плечо палку, к концу которой был привязан небольшой мешочек с… чем-то.
Увидев, что я очнулся, он мне радостно улыбнулся и сказал:
- Ну вот вы и дома. Рановато вам пока далеко уходить отсюда. Но в дальнейшем мы с радостью примем у себя вас и вашу жену. Заходите! – С этими словами он скрылся в кустах, своими ветками надежно огораживавших тропу от Леса.
Только теперь я понял, что мне все не приснилось. С чувством медленно разрастающегося в груди счастья я пошел в сторону дома, где меня ждала Настя…
3. Создатель«Вселенная бесконечна, но что произойдет, если эта бесконечность враз схлопнется – исчезнет? Не это ли шанс попасть на край вселенной? Не в этом ли мой шанс реализовать давнюю мечту многих великих мыслителей нашей цивилизации? – Так я думал много-много лет назад. Теперь я понимаю, в чем была моя ошибка. Вернее, их было несколько:
Во-первых, я совершил чудовищную оплошность, даже не подумав о том, что случится с миром в результате моего эксперимента. Теперь прошлое, настоящее и будущее слились и стали как бы параллельны друг другу. Может быть и быть сплелись между собой, что уже не различить: что и где.
Во-вторых, я совершенно не задумывался о том, что же я могу найти на этом пресловутом «краю вечности», за что и поплатился. Для кого я пишу свои записки? Быть может, это мой метод борьбы с шизофренией одиночества, быть может… Неужели я и правда обречен теперь на вечность пустоты?
Я был ученым-отшельником, живущим на окраинной планете, среди лесов и рек. Я исследовал каждый миллиметр своей земли… (Какая грустная ирония, что я назвал свою планету Землей – это древнее имя забыто уже много десятков тысяч лет назад.) Теперь я понимаю, что ЭТО уже не то, что я когда-то знал. Когда я воплотил свои преобразователь в жизнь, волна тумана вселенских масштабов прошла мимо Земли, спеленав ее. Я уже не вижу звездного неба. Да и не знаю, честно говоря, а есть ли оно?
Мир вокруг меня исчез, и уничтожил его я. Что теперь? Как можно назвать человека, который уничтожил саму бесконечность? Богом? Или Дьяволом?
Все это уже не так важно. Незаметно для себя я понял, что жизнь на планете меняется. Что-то новое пришло в нее, какой-то разум. Но разве это возможно?..
Еще миллионы лет назад человечество окончательно распрощалось с наивными мечтами быть не одинокими в космосе – мы оказались единственными в первозданной пустоте. Абсолютно единственными… Интересно, а что чувствовали первооткрыватели, надеявшиеся установить «контакт», когда впервые столкнулись с холодом этого одиночества? И вот я нашел чужой разум, нечеловеческий – на самом краю пустоты.
То, что он существует, я установил с помощью пары опытов… Не знаю… Может быть, я их еще опишу… Но эти создания отказываются вступать со мной в разговор! За что?» - Тут голос Насти сорвался, и она сделала большой глоток пресной воды из стоявшего рядом стакана.
Мы сидели в холле второго этажа. Я задумчиво слушал записки, которые сам прочесть не мог – из уст Насти, и едва заметно хмурился. Из головы не шла яркая картина: когда я вошел, счастливый, в дом, я первым делом бросился в подвальный кабинет, но там Насти не оказалось. Тогда я выбежал в сад, и лишь тогда заметил, что окна на втором этаже открыты. Там я ее и нашел… Когда я поднялся на второй этаж, когда я увидел ее, я был уже почти готов признаться, что люблю ее… Но тут странно защемило сердце, и я со странным чувством осознал, что не смогу, едва я увидел ее.
Настя устало поприветствовала меня, словно ничего и не случилось, и предложила мне послушать любопытный кусочек из найденных нами записок. И я так и не смог признаться…
«Вот уже идет вторая неделя с тех событий… Моя аппаратура частично вновь заработала – самая простая. Поразительно, оказывается, сам космос теперь превратился в пригодную для человека атмосферу, но наполненную водяным паром с температурой примерно в 20 градусов цельсия. Поразительный феномен? Или ухмылка вселенной? Других планет я не нашел, но, кажется, это не значит, что их нет. Техника дает весьма сбивчивые данные об этом вопросе. Даже о существовании Земли, той самой, на которой я сейчас стою, она не дает точного ответа, словно я стою на воздухе.
Эра техники прошла… Что теперь? Не так давно я видел Зверей. Они были одеты в цивилизованные одежды, и один из них – Лис – даже снял шляпу, увидев меня, но когда я начал к ним идти, они быстро исчезли.
Бог создал свой мир, а я создал свой. Так что меня действительно можно назвать Создателем. Да, точно, именно так и зовите меня! Слушайте же, Читатели, вы, те, кто увидит эти записи потом, - я ваш создатель! Я создал этот мир!..»
Настя замолчала. В воздухе повисла звенящая тишина.
- Вот, кто жил тут до нас. – Наконец, тихо сказала Настя. – Как ты думаешь, этот человек был безумен?
- Не знаю... Почему-то мне кажется, что это правда – все, что он писал. – Так же тихо ответил я. Неожиданно стало холодно и неуютно.
- И я не знаю… Мне уже ничего не кажется… - Вдруг странно уныло ответила Настя, затем, ссутулившись, скрестила руки на груди и хмуро взглянула в пол.
Сердце очень больно кольнула картина усталости Насти, и я, вздохнув, подошел к ней и обнял за плечи со спины.
Внезапно мне вспомнился Кот, которого я видел в Лесу, и я спросил:
- Кстати, а куда делся наш кошар, ты не знаешь? Я его с похолодания не видел.
Настя бледно улыбнулась и негромко ответила:
- Откуда-то я знаю, что это именно он открыл дверь в подвал. Разве ты не замечаешь? Это же кот изобретателя. А теперь он в Лесу…
Некоторое время мы безмолвно смотрели в окно и только слушали шелест листьев леса… Мне отчаянно хотелось, чтобы моя любимая перестала грустить, но я чувствовал, что ничего не могу сделать – я и сам был так же опустошен. Да, Зима закончилась, но что-то внутри все равно еще не отогрелось.
Время в душах людей течет в обратном направлении. И зима сменяется осенью.
4. Запахи лета.Я сидел на берегу Ручья и тоскливо бросал камни в воду. Неподалеку был мостик, за ним чаща, тропинка домой…
Ветер неторопливо о чем-то беседовал с лесом то ли о судьбах мира, то ли о погоде. Да, представляю себе.
Ветер: Что-то сегодня ветрено, вы не находите, дорогой Лес?
Лес: Ну что вы, друг мой, Ветер, сегодня отличная погода! Мои листья говорят, что сегодня отборное солнце.
Ветер: Но там же облака – туман. Какое солнце?
Лес: А солнце, друг мой, в нас самих… Теперь все изменилось!
Ветер перемен молча кивает и улетает вдаль, к другим умам и планетам, сквозь туман.
Внезапно чаща, на которой заканчивается тропинка, за мостиком, раздвигается и из нее выходит статный желтоглазый кот с бархатной шерсткой и человеческого роста. Не без радостного удивления я отметил, что кусты за ним обратно так и не сошлись, оставив новый клочок тропинки нетронутым.
Кот вальяжно прошел вдоль самой воды, необъяснимо приятно чавкая кожаными красными сапогами по болоту. Наконец, он остановился напротив меня, через Ручей, уселся поудобней на одну из веток и, размотав снятую из-за плеча удочку, приветливо отсалютовал мне.
Я с улыбкой отдал салют в ответ и начал наблюдать за действиями старого знакомого. В принципе, мы виделись лишь раз, но та непередаваемая теплота, которую он у меня вызывал, позволяла мне называть его только так.
- Друг мой, сегодня отличная погода, не так ли! – Неожиданно громко крикнул мне Кот.
- Да, ты прав, даже листья излучают тепло! А разве мы криками рыбу всю не распугаем?
- Листья и должны излучать тепло, кому еще-то? А насчет рыбы – так я и не ее ловить собирался. Я ж не живодер!
И тут его поплавок резко ушел под воду.
- Клюет! – Радостно заорал Кот и с треском начал сматывать катушку, изредка подсекая улов.
Вскоре из под воды показался дрожащий поплавок, словно кто-то на крючке отчаянно сопротивлялся. Из под воды показался старый разорванный ботинок, и Кот издал радостный возглас.
- Ботинок? Так ты ловил ботинок?
- Блестящий улов!
- Почему?
- А как же? Мы его начистим – и будет блестеть! Заходите в гости посмотреть: мы всегда вам рады! – И с этими словами Кот скрылся в лесу.
Чем пахнет лето? Запах теплой земли и запах сырости на низинах, запахи свежих листьев и пробуждающихся деревьев, тропинки и новая трава, сама жизнь витает в воздухе немного пряным ароматом, в который вплетаются ароматы орешника и клена, березы и дуба, и многие-многие другие…
Чем пахнет лето в лесу? Страстью жизни, страстью мгновения, бурной разливающейся радостью.
Мы можем говорить сколько угодно, что чувство в жизни человека не главное, что он может жить и без него, но кого мы хотим этим рассмешить? Человек должен быть свободным и сильным, человек звучит гордо!
Я прикрыл глаза и ощутил на себе прикосновение рук Насти. Она уселась рядом и смотрела на меня с нежностью, такой, от которой дрожат лицо и руки, а слова становятся невнятными и ненужными. Ее руки скользили по моей груди, лаская и словно бы проникая глубже, теплым огнем.
- Я тебя люблю… - Слабо прошептала она.
- А я тебя. – Так же тихо ответил я.
Далее следовало то, что Настя затем шутливо назвала поеданием друг друга с безумными и нежными возгласами.
Я лежу на лугу, рядом спит Настя. Еще вечер, еще не стемнело, и в лесу можно совершенно спокойно даже спать. Насчет ночи я так не уверен.
Я взглянул на Настю, на ее волшебные коротковатые волосы, на милое и немного нестандартное лицо, на ее потрясающую фигуру…Как давно нам не хватало друг друга. Как давно искали… И даже не замечали по-настоящему друг друга! Разве такое возможно?
Боже, как я счастлив.
5. Прощание.Туман. Я бегу. Из него вылетают ветки, деревья, корни под ноги, ямы, канавы, ручьи… Я спотыкаюсь, падаю, но быстро вскакиваю и бегу дальше. Это будет длиться вечно. Туман. Туман. Туман. Ветки словно специально лезут в лицо, паутины, комары, промозглость, ноги промокли насквозь из-за росы, и теперь, по ощущениям, обледеневают. Я бегу-бегу-бегу, из темноты на меня смотрят глаза, насмешливые, глаза демона…
Бег, бег, бег. Где-то там волчий вой, летучие мыши пищат, под ногами промелькнула крыса, а еще в темноте под ногами могут быть змеи.
Туман, бег, бег… Внезапно я спотыкаюсь об очередной корень и оглушительно падаю… И разбиваю нос о бетонную плиту. Кровь льется потоком, боль пронзительна, и хочется выть. Хочется выть не столько от боли, сколько от обиды на весь мир.
Не помня себя, я встал на ноги и пробрел вдаль. Туман исчез, только серое-серое небо. Серое-серое-серое, бетонные плиты под ногами, вдали маячит деревянная хижина. Но я иду не к ней, а к бетонному бункеру.
Ноги мокрые, леденеют сильнее и сильнее, дует кошмарный холодный и пыльный ветер, но я почему-то продолжаю идти. Я точно знаю, что мне это нужно больше жизни. Или жизненно важно.
Почему-то это правда так… Колени дрожат, норовят подогнуться, кровь из носа уже прекратилась, оставив застывшую пленку, где тела, толстое-толстое кровавое русло из носа на подбородок и куда-то на одежду, а еще кровавая мазня по всему лицу, после того, как я рефлекторно попытался ее вытереть, словно кровь - это пот.
В голове гул… Оглушительно ломит виски, руки бессознательно прижаты к ним, а ветер старательно вбивает мелкую пыль в нос, в рот, в уши, в глаза, в волосы, и я кашляю-кашляю-кашляю…
Я должен дойти. Рука, тяжелая, словно печаль Господня, касается какого-то прибора на стене бункера, и передо мной открывается проем. И я бессильно падаю в него.
Кофе ароматный, правда в его вкусе едва уловимый оттенок машинного масла. Лицо вытерто, хотя нос еще болит. Но кость чудом не сломана, а то восстанавливать ее довольно неприятно. Больно, если хочешь быстро. Тут никакие наркозы не помогут, никакие иглоукалывания. Так уж прибор устроен… Интересно, почему?
Я открыл свою тетрадь, и в глаза сразу бросились строки: «Вселенная бесконечна, но что произойдет, если эта бесконечность враз схлопнется – исчезнет?» Хмыкнул.
Написал: «Опыт по распаллеливанию вселенной прошел с успешностью, оцениваемой в 67%. Энергетические потоки, идущие по галактике не превышают критического уровня. Процентная доля антиматерии на материю сместилась на 10%, что повысило вероятность аннигиляции, но, по моему глубокому убеждению, это скорее энерго-энтропические процессы, никак не связанные с моим опытом.
Результат: технология по созданию и моделированию Вселенных разработана.
Особенности, выявленные в ходе опыта: в качестве наиболее оптимального модулятора и настройщика Вселенной предлагаю использовать человеческий организм, который обнаружил к этому потрясающий потенциал.
Примечание: настройка идет преимущественно на подсознательном уровне, но на всех волнах – альфа, бета, гамма, все виды комбо и другие.
Доклад Галактическому совету ученых
Александра Асмаила Фордейла
10304 год, ноктюрн»
Кофе ароматный, с привкусом коньяка. Лес. Кот и Настя о чем-то перешучиваются, Кролик задумался…
Уже прошло три месяца с момента нашего здесь появления. Мы, вся лесная семья, работаем над созданием специального аппарата, напоминающего велосипед с крыльями. Дело в том, что между планетами теперь густой туман, пригодный для дыхания, если обмотать лицо ватными тряпочками, потому как легкие в противном случае слишком быстро будут пресыщены водой, что весьма вредно для организма. Данный же метод позволит изрядно этот процесс замедлить, особенно если эти самые тряпочки с какой-то периодичностью менять – в зависимости от насыщенности тумана.
А когда мы достроим велосипед, я и Настя полетим к другим планетам, тем более что они должны быть близки – всего-то в дне пути, в полтора.
Как я счастлив, Боже! Словно бы в мечте живу.
А еще я нашел родную и близкую мне душу, и я люблю ее, видит Бог, сильно-сильно…
@темы: Творчество (свое)