Хроники гнева
Предисловие.
читать дальшеРассказ(а это, несомненно, рассказ!) против других довольно мал, но не спеши, читатель, упрекать меня в том, что я ленюсь дорабатывать детали, логику событий, и вообще описал пару разрозненных сцен из жизни, при этом даже спутав хронологию. Рассказ писался довольно долго, и многое в нем совсем не такое, каким кажется на первый взгляд. Не верь себе, читатель! А кроме того, между этими самыми сценами довольно большой промежуток времени, и мне даже кажется, что между главами нужно обязательно делать перерыв минут хотя бы на десять. Как показала практика, так лучше понимаешь всю многогранность происходящего.
Не спеши так же, читатель, закрывать рассказ после первых же строчек со словами: вот ведь накрутил мистической туфты! Как я уже говорил, многое из происходящего неоднозначно, и какие-то ответы ты, несомненно, получишь в конце. Но какие?
Шаг вперед. Кривые зеркала.
Серое, ртутное… Зеркальное? Неопознанное, непредвиденное.
Меня нет в зеркале. Меня убегает от зеркала. Меня убегает от меня. Зеркало убегает от меня.
Зеркало убегает от зеркала, убегает от своего отражения вглубь себя, и в тонкой серебристой грани всегда есть место для ртутного тумана и для двух глаз, непременно.
Неопознанное. Мы.
Непредвиденное. Мы.
Разбить зеркало отражением кулака, вскрыть этот мир изнутри – что там?
Мир отраженных возможностей. Замороженных. Месть безумного Кортасара или мечта Кастанеды? Какая разница...
Что-то древнее. Что-то типа: «Я твой гуру из Бобруйска». Кровь в ботинках, кровь льется с рук на джинсы, кровью на груди пропитывается футболка, кровь капает с ресниц, течет за шиворот… Кровь-кровь-кровь. Холодная, ртутная, тяжелая. Она капает на скат крыши, на которой я лежу, она капает сквозь него, она стекает по крыше и красными струями льется вниз.
Небо серое, ветер ледяной, сил нет. Лежу, пытаясь пошевелиться. Растекаюсь…
Шаги.
- Стигмы? – Ненасытный Егор пожаловал.
Я не закрыл дверь на чердак, вот эта прозорливая сволочь и пришла. А, впрочем, если бы и закрыл…
- Да, трупоед, стигмы. Но я все равно для тебя ядовит.
- У тебя сладкая кровь.
- Святая. За сколько сгоришь, как считаешь? Двадцать рублей за минуту!
Гор, эта лысая в шрамах одноглазая туша, первоклассный оккультник и каннибал, ухмыльнулся.
- Злословишь все, да? А еще святой… Как можно?
- В каком место… - Тут я поморщился от боли, - я святой?
- Шутишь?! Да тебя весь город ищет – такую кашу заварил. Ты ж чуть Чаши гнева Господня не призвал! А еще спорит! Да за такое убить мало…
- Убить мало… - Тут я тихо всхлипнул, так сильно ломило тело. – Вы сначала успейте еще. Скончаюсь раньше.
Тут он подошел ко мне и встал всем весом мне на ладонь. «Ребра» крыши, продольные металлические «складки», сантиметра на два с половиной высотой, их, думаю, каждый любитель крыши знает… Одна такая как раз была в районе локтя – чуть ближе к ладони. Рука сломалась мгновенно. Через некоторое время кровь перестала течь из стигмы на левой руке.
- Да, первый гвоздь. – Ухмыльнулся Гор. – Может, попрыгать? Хотя нет, поскользнуться на мясе боюсь. Сколько же во мне килограммов? Я, сука, очень тяжелый!
Перед глазами были красные блики.
- Су-у-у-ука… - Тихо прохрипел я. – Сгною…
- Нет, это я, братец, сгною тебя. И, знаешь, потом я достану твои кости и измельчу их в мелкий порошок, а затем съем. Ты, ведь, знаешь, где после этого окажется твоя душа?
Он чуть отошел.
- Но, впрочем, я отвлекся. – Тут он встал мне на правую ладонь.
Рука издала тихий хруст и с очередной вспышкой безумной боли сломалась.
- Да, это был второй гвоздь. Знаешь, всегда было интересно, а если кровь у отмеченного метками будет течь из открытых окололоктевых переломов, то это тоже стигмы или нет?
Слова растягивались в вечность…
- Мне нравится твоя боль. Она приятна…
Тут резкий удар по ноге. Пяткой ударил. Хруст. Боль. И еще…
Кажется, я закричал.
- Ладно, пора, наверное, кончать с тобой. Я уже утомился.
Горло.
Гор смотрел на бездыханное тело, и его зрачки стремительно расширялись от ужаса.
- Чертов ублюдок, он таки стал Чашей…
С немым ужасом некромант смотрел, как кровь льется потоками с крыши, и нет ей конца, а по ней струится пламя. Конец света начался.
Шаг назад. Стеклянные глаза.
С рук несильно капает кровь. В ботиках тоже есть… На лбу тяжелеет бордовая перевязка. Это все стигмы. Святая кровь.
Я улыбнулся и сжал сильнее в руках косу: деревянное древко и острейшее лезвие, первоклассное оружие. Кровь потекла по узору на древке.
Пешеходы обтекают меня по ровной окружности, однако же, не замечая. Белые крылья топорщатся, но вторая пара крыльев – черные – ближе к позвоночнику, спокойны. Черные всегда спокойны…
Наверное, это интересно выглядит: человек с косой в руках, весь в крови, за спиной две пары крыльев – черные и белые, над головой нимб, и сам он охвачен неясным пламенем.
Я вышел на «заячий» мост Петропавловской крепости. Посреди моста стоял он. Марвелл, он окутан белесым свечением, у него тоже есть нимб, но чище. Волосы пепельные, длинные, красивое лицо и облегающая черная ряса.
- Отступник. Ты не пройдешь.
- А я за тобой иду. – Ухмыльнулся я.
Коса пошла обманным замахом снизу, толчок ногой и одновременный взмах крыльями, затем перехват древка другой рукой, и удар уже идет в бок Марвеллу…
Через мгновение святой оказался за моей спиной. Удар косой с разворота, но Марвелл слишком быстро движется, и когда коса заканчивает дугу, я вынужден ее отбросить и перейти в рукопашный бой.
Марвелл кинулся на меня с двумя широко раскрытыми параллельными друг другу ладонями – в горло и в пупок, но я ушел. Знаю я эти его удары – ладони святого страшнее мечей.
Одновременно с уходом от удара, я мысленно продолжил косой дугу в шею святому, и на этот раз тот только успел подставить ладонь, которую пробило насквозь, и конец лезвия вошел противнику в шею. Марвелл заклокотал кровью и тихо осел.
Я окунул свои руки в его грудь, и мертвец с пробитым горлом оглушительно заорал. Такие, как он, держат законы этого мира и его связи на себе, на своих плечах. Он столп этого мира, атлант. А его смерть должна дать мне шанс призвать Чаши Гнева, легендарные артефакты, способные уничтожить весь мир. Или подчинить его себе… Как это сладко, думать о власти над миром! Хотя бы ради того, что бы потом его уничтожить, принести наконец в него Божий суд!
Вдруг взрыв! Красный! Боль. Боль… Кажется, стигмы открылись полностью. Я истекаю кровью.
Чертов!..
До. Без октавы.
- Миллениум… - Марвелл задумчиво улыбнулся. – Ты сам-то знаешь, о чем ты говоришь?
Мы на крыше, на темной, залитой ночной прохладой крыше. Сидеть неудобно: скаты слишком отвесные, и еще эти «ребра». Но стоит оглянуться, и ты мгновенно обо всем забываешь от восторга. Тысячи крыш, ночных огней, синее шелковое небо, и еще невыразимый потрясающий уют в сердце… Мар подлил в мой стакан еще вина и громко провозгласил:
- Ну, за дружбу! Каково, а?
Мы чокнулись, а через некоторое время я ответил своему другу-программисту:
- Оглянись. Тут же все вокруг изжило себя.
- Даже это вино?
- Каберне. Интересный выбор. Я люблю другое, хотя этот букет тоже ничего. Мне таки родной аргентинский Шираз ближе. – Хмыкнул я. – Ну, а если серьезно? Ты сам-то как думаешь?
- Мир выживет. Не может не.
- И все таки хотелось бы увидеть, как он очищается… Я бы безумно хотел взглянуть в глаза того, кто взорвет это болото.
- Эт точно. А на Гора ты так не обижайся. Он, конечно, говорит лишнее, но человек душевный. Ты, главное, это… С ума не сходи, договорились?
- Договорились. – Тепло кивнул я, глядя на звезды, и отпил еще вина.
Кто знает, как оно все сложится в будущем? А если и знает кто… Я бы, наверное, сказал бы ему одну очень важную истину, как в каком-то американском кино: «Однажды все произойдет иначе».