Пророчества и прочая муть...

[xe-xe-my-strange-life]

предо мной раскрывается пустыня... Теперь, что бы ее увидеть, мне даже не обязательно закрывать глаза. А впереди меня ждет триал.

Триал - это в переносном значение. Триединство жизни, смерти и суть того и другого.

И еще это означает полное исчезновение меня. Абсолютное, что даже и не вспомнят. Это происходит постепенно, немного напоминает ртутное озеро, в котором все тонешь и тонешь, влекомый своими мыслями и жаждой познания.

А затем... Затем у меня будут судьи. Их будет пятеро. Они никогда не знали меня и не узнают, у них своя жизнь и свои заботы, а я буду их собой и своим делом от всего этого отвлекать. Нет, они даже пытаться не будут быть справедливыми, а если и будут, то тем хуже для меня.

Их суждения будут венцом субьективизма, они будут зависить лишь от того, с какой ноги они встали с утра, что выпили и сьели, что у них творится в жизни и вообще от сиюминутного порыва.

Не многие из ныне живущих могут сказать, каковы будут их судьи, а для меня же в этом нет никакой тайны, я видел их ясно и четко, как не могут видеть глазами, но могут чувствовать сердцем - я увидел не только их лица, но и судьбу и нрав, плюсы и минусы, поступки и рассуждения... О да, я мог бы вынести о каждом из них трезвое суждение, поскольку постиг каждого из них на столько глубоко, насколько ни один человек не может постичь себя. Но закон равновесия распорядился иначе, и обо мне мои судьи не узнали ничего, но получили власть распорядится моей судьбой.

Первым моим судьей станет пятилетняя девочка, которй все равно и все интересно, которая все понимает, не понимая ничего, ее суждение будет зависить от сиюминутного каприза и от того, купили ли ей родители Киндер Сюрприз и Чупа Чупс, или нет, она очень ветренна и меняет мнение по двадцать раз в секунду. Она выросла на диснеевских мультиках о Золушке и Белоснежке, и свято верит, что мир можно поделить на хороших и плохих. Многие мои поступки вызовут и нее непонимание и, может, даже больше. Однако, ее суждение, полагаю будет самым справедливым и точным из всех.

Вторым моим судьей станет подросток, такой же, как и я сам. У него будет лютая депрессия, может быть, и он будет ненавидеть всех и каждого или, может, спокоен и равнодушен ко всем и вся. Он будет очень общительным человеком с толпами знакомых и без друзей вовсе. Он пишет стихотворения, которые все хвалят, в глубине души понимая, что те довольно бесталантные. Он ищет свое место жизни из мириад предложенных, не находя себе того самого, единственное... Возможно, у него выпадет миролюбивое настроение, и он увидет в каждом человеке какойй-то свет и смысл. Но все это непредсказуемо и не зависит даже от того, как сложатся звезды или карты.

Третьим судьей моим станет студент-выпускник, веселый и интеллигентный человек с накопленной внутренней усталостью и отвращением ко всему вообще, но он будет флагматичен и попытается судить справедливо, исходя, правда, из своих искаженных принципов. В чем-то, вероятно, я покажусь ему смешным, в чем-то непонятным, в чем-то просто глупым. ПОтом попросту ему, скорее всего, надоест читать обо мне, и он скажет обо мне что-нибудь от балды, имея обо всем весьма приблизительное представление, или вовсе не желая ничего представлять.

Четвертым моим судьей станет девушка, занятая, лет тридцати пяти, интеллигентная, не любящая Цоя и Канта, но считающая "Имя розы" Умберто Эко и "Дневник Дриджит Джонс" отличными книгами. У нее будет два ребенка, прибыльная работа и тучи знакомых для болтовни по телефону и сплетен. Ее настроение в течении дня меняется неопределимое количество раз и самым неожиданным образом, а еще она очень любит полежать на диване с книжкой в руках, что бы никого при этом рядом не было, и в глубине души считает всех вокруг идиотами. Ее мнение, на ее вкус, будет логичным и остроумным, но на самом деле...Хотя, разве это важно?

Ну, и пятым моим судьей станет писатель лет пятидесяти пяти, человек основательный, с удавшейся жизнью, потрясающе интеллигентный, остроумный и мудрый, с тяжелым задумчивым взглядом, неторопливой походкой и выговором коренного москвича. Ему давным давно все осточертело, он способен понять человека, просто взглянув ему в глаза, по его собственному глубокому и негласному убеждению. Его мнение, его приговор и суждение будут венцом логики, опыта и мудрости, и именно поэтому я считаю его самым непредсказуемым и иррациональным из судей, а потому - опасным.

Я не знаю, на сколько важна будет их оценка, совершенно посторонних мне людей, которых я отвлеку от повседневной суеты хотя бы самим фактом своего существования, но ясно понимаю, что это почти самый строгий суд, который вообще возможен.

И это вселяет в меня совершенно лишний оптимизм, а вслед ему - равнодушие, напротив, совершенно не лишнее.