я здесь
Шаг к жизни (посвящается всем детям, погибшим в авиакатастрофах, и уцелевшим)
Все события вымышлены, все персонажи вымышлены, любое совпадение случайно.
читать дальшеОт любой точки пространства можно отложить вектор, равный данному. Стереометрическая теорема.
Шаг 1.
- Пип…Пип…Пип…
Стук сердца чуть приглушен. Белый шум в ушах. Это так просто – отказаться от себя, от своей души и жизни. Глаза закрыты, но я все равно вижу свет. Это так просто… Ощущение, что, если я поведу рукой, то то будет рука моей души, а не тела. Хотя, кто сказал, что душа имеет именно форму тела?
Стук сердца тих и глух, громовыми раскатами раздаются его удары, и в висках отдают ослепительной болью. Ощущение, что моя кожа слезла. И все болит… Это, как зуд, который сводит с ума.
Это так просто – умереть. Но почему-то я все равно продолжаю жить.
Шаг 2.
Как странно, еще совсем недавно это был красивый загорелый парень с темными волосами и пепельными удивительными глазами. У него была добрая улыбка…
А теперь какие-то люди утверждают, что это, завернутое в бинты – он и есть. Нет-нет… Нетнетнет, это не он… Это ложь, неправда. Это какая-то ошибка! Это просто не может не быть ошибкой…
- Пип. Пип. Пип. - Неторопливо пиликает аппарат. Значит, живой. Единственный выживший…
Но лучше ли эта жизнь смерти?
Шаг 3.
Белое-белое небо, облака, сквозь которые порой видны проносящиеся мимо пейзажи. Это и города, и села, и леса, и реки, и озера – аж дух захватывает! И порой видны летящие косяки птиц, проносящиеся мимо…
Белое-белое небо, такое тихое, спокойное, в один момент оно стало адом.
- Пип. Пип – пип, пиппиппип… - Заволновался прибор.
Белое, почти сияющее небо, и крики людей…
- Пиппиппип…
Никто даже не успел понять, что пришла смерть, все еще надеялись спастись. Испуганные пассажиры и стюардессы, маты пилотов, доносящиеся из колонок…
- Пиппиппиппипипипипи-и-и-и…
Выдох.
Такое яростное белое небо, Божья ярость…
Прости, Господи.
…Глаза одиноколежащего в просторной белой палате, завернутого в бинты человека безвольно открылись.
Какое белое небо…
Шаг 4.
Вспышки-вспышки-вспышки… Мир вихрем чувств, феерией боли и света, врывается в изорванное в клочья сознание, но вскоре перегорают внутренние предохранители, и мир вновь отступает, оставляя разум в благостном покое.
Порой до меня доносятся разговоры на знакомом, но непонятном языке. Я знаю все слова, но не понимаю смысла услышанных фраз. Это, как сумасшедший клоун жонглирует кактусом и складной пятиметровой лестницей – очень похоже.
Иногда я вижу лица людей. Они, верно, ради меня пришли, но сейчас меня нет в их мыслях, и на лице очередного пришедшего нарисовано вялое безразличие. Им понадобилось приходить ко мне просто для того, что бы спокойно подумать? Идти ради меня, но не ко мне?
…Как безумец жонглирует табуреткой и розой с шипами…
Грань между жизнью и смертью очень тонка – это всего лишь мгновение между выдохом и вдохом. А жизнь – это расстояние между вдохом и выдохом. Но какая разница – быть с пустыми легкими или же быть с пустотой в легких?
…Как жонглер с моим лицом, надетым прямо поверх клоунской маски.
Я хочу спать. И это моя личная маленькая смерть.
Шаг 5.
- Пип. Пип. Пип…
Я помню… Вдох. Я помню, там была такая миленькая девушка с черными волосами, веселым задорным взглядом и очень милым лицом. Она была беременна и всерьез переживала о том, что придется делать кесарево сечение, о чем оживленно беседовала со своей подружкой.
Я помню… Выдох. Я помню сутулого и немного горбатого, но очень живого и жизнерадостного старичка, низенького, седого и почти лысого, с морщинками, какие появляются, если часто смеешься. Он просто засыпал меня вопросами – «А как здесь пристегиваться?», «А здесь есть какой-нибудь столик?» и многими другими. Еще у него был такой наивный, тогда позабавивший меня, вопрос: «А мы не упадем?».
Я помню… Вдох. Это был малыш двух лет, он радостно носился по самолету, а его родители со смехом его догоняли под упрекающими взглядами стюардесс. Это были хорошие люди, молодая пара, интересный и любящий муж с очень добрыми глазами, счастливая жена и их маленький сын с забавно выгоревшими на солнце волосами, приобревшими приятный желтый цвет. Мне было приятно на них смотреть… Под конец, устав, ребенок остановился рядом со мной. Я помню, у него была синяя футболка с надписью и цифрой «38», пухленькие румяные щечки, карие глаза и выпирающий вперед детский животик. А еще у него был заразительный смех. Я тогда поймал парня за руку (к чему тот отнесся с радостным изумлением), и о чем-то с ним заговорил, а он мне что-то отвечал на своем детском языке, после чего его догнали родители, поблагодарившие меня за помощь. Это были хорошие люди…
Я помню… Выдох…
Вы когда-нибудь видели, как выглядят место крушения самолета? Я очнулся, когда все уже убрали. Там был лишь обгоревший остов самолета, как я увидел из «Новостей». И ни одного следа пассажиров. Я не увидел даже останков тех людей, которые мне так понравились, которые летели вместе со мной – и не долетели. Их убрали? Они сгорели? Не увидел…
И не могу сказать – хорошо это или плохо.
Шаг 6.
Бинты сняли. Он стал выглядеть жутковато. Обгоревшая кожа, как сказали, стала подгнивать, и была снята. Теперь она восстановилась, такая бледная-бледная, нежная-нежная, как у младенца. Волосы, сказали, восстановятся позже. Кошмар, что ты пережил? Что ты увидел?..
Говорят: двум смертям не бывать, а одной не миновать, но это не правда. Ведь ты уже один раз умер…Кто виноват? По чьей вине это произошло? Этого точно не установят никогда. И из-за чьей-то халатности упал самолет, полный людей, полный жизни…
Сколько еще должно погибнуть людей, что бы, наконец, это прекратилось?
Шаг 7.
С меня сняли все бинты, которые так душили меня. Они стали так похожи на мою кожу… Эта больница проникла в меня, и на миг мне показалось, когда развязывали все эти тряпки на мне, что от меня, от моей души что-то отрывают… Я еще слишком слаб, что бы ходить, и поэтому часто смотрю в потолок. В этот белый потолок… И иногда против моей воли на глаза наворачиваются слезы. За что , за что все это? Я никогда не плачу, нет, мужчины не плачут… Это не мои слезы…
Я мог бы смотреть телевизор, его мне предоставили. Но в последнее время меня тошнит от телевизора, от рекламы, от сериалов, новостей, кино… Фальшь – фальшь – фальшь, все одна сплошная фальшь, и я не вижу там настоящей жизни.
И еще я подолгу сплю. Говорят, я стремительно пошел на поправку, и уже через месяц буду совсем здоров, смогу выйти из этих стен. Через месяц закончится этот ад. Но сколько людей будут ходить на кладбище много-много лет еще, каждый год, каждый год… Сколько их будут молча класть цветы на надгробия погибших в этой катастрофе, молча, потому что слезы уже давно высохнут? Ведь слезы рано или поздно заканчиваются и высыхают, но боль в сердце – никогда.
Я повернул голову набок, и встретился взглядом с Настей. Пришла навестить.
- О, ты проснулся. – Немного глухо сказала она.
- Да, я просыпаюсь. – Я слабо кивнул и протянул свою ослабшую и дрожащую руку к ее лицу.
Она ее поймала и ладонью поднесла к своим губам.
- Я люблю тебя… Моя милая… - Прошептал я и попытался улыбнуться.
- Я тоже тебя люблю. – Негромко ответила Настя и грустно улыбнулась в ответ. – Я так боялась, что ты…
Она замолчала, и мне послышались слабые всхлипы. В сердце очень больно укололо…
Когда-то у нее были длинные прекрасные волосы, но сейчас она их остригла. И стала выглядеть просто изумительно…
- Ну что ты, я же жив, видишь? – Попытался успокоить ее я.
Она заставила себя хотя бы с виду успокоиться и просто обняла меня, наклонившись, крепко-крепко…
- Я с тобой, милая. – Тихо шепнул я своей любимой и, переведя взгляд с этого проклятого белого потолка на ее лицо, закончил, - будем жить.
- Да, будем жить…
Все события вымышлены, все персонажи вымышлены, любое совпадение случайно.
читать дальшеОт любой точки пространства можно отложить вектор, равный данному. Стереометрическая теорема.
Шаг 1.
- Пип…Пип…Пип…
Стук сердца чуть приглушен. Белый шум в ушах. Это так просто – отказаться от себя, от своей души и жизни. Глаза закрыты, но я все равно вижу свет. Это так просто… Ощущение, что, если я поведу рукой, то то будет рука моей души, а не тела. Хотя, кто сказал, что душа имеет именно форму тела?
Стук сердца тих и глух, громовыми раскатами раздаются его удары, и в висках отдают ослепительной болью. Ощущение, что моя кожа слезла. И все болит… Это, как зуд, который сводит с ума.
Это так просто – умереть. Но почему-то я все равно продолжаю жить.
Шаг 2.
Как странно, еще совсем недавно это был красивый загорелый парень с темными волосами и пепельными удивительными глазами. У него была добрая улыбка…
А теперь какие-то люди утверждают, что это, завернутое в бинты – он и есть. Нет-нет… Нетнетнет, это не он… Это ложь, неправда. Это какая-то ошибка! Это просто не может не быть ошибкой…
- Пип. Пип. Пип. - Неторопливо пиликает аппарат. Значит, живой. Единственный выживший…
Но лучше ли эта жизнь смерти?
Шаг 3.
Белое-белое небо, облака, сквозь которые порой видны проносящиеся мимо пейзажи. Это и города, и села, и леса, и реки, и озера – аж дух захватывает! И порой видны летящие косяки птиц, проносящиеся мимо…
Белое-белое небо, такое тихое, спокойное, в один момент оно стало адом.
- Пип. Пип – пип, пиппиппип… - Заволновался прибор.
Белое, почти сияющее небо, и крики людей…
- Пиппиппип…
Никто даже не успел понять, что пришла смерть, все еще надеялись спастись. Испуганные пассажиры и стюардессы, маты пилотов, доносящиеся из колонок…
- Пиппиппиппипипипипи-и-и-и…
Выдох.
Такое яростное белое небо, Божья ярость…
Прости, Господи.
…Глаза одиноколежащего в просторной белой палате, завернутого в бинты человека безвольно открылись.
Какое белое небо…
Шаг 4.
Вспышки-вспышки-вспышки… Мир вихрем чувств, феерией боли и света, врывается в изорванное в клочья сознание, но вскоре перегорают внутренние предохранители, и мир вновь отступает, оставляя разум в благостном покое.
Порой до меня доносятся разговоры на знакомом, но непонятном языке. Я знаю все слова, но не понимаю смысла услышанных фраз. Это, как сумасшедший клоун жонглирует кактусом и складной пятиметровой лестницей – очень похоже.
Иногда я вижу лица людей. Они, верно, ради меня пришли, но сейчас меня нет в их мыслях, и на лице очередного пришедшего нарисовано вялое безразличие. Им понадобилось приходить ко мне просто для того, что бы спокойно подумать? Идти ради меня, но не ко мне?
…Как безумец жонглирует табуреткой и розой с шипами…
Грань между жизнью и смертью очень тонка – это всего лишь мгновение между выдохом и вдохом. А жизнь – это расстояние между вдохом и выдохом. Но какая разница – быть с пустыми легкими или же быть с пустотой в легких?
…Как жонглер с моим лицом, надетым прямо поверх клоунской маски.
Я хочу спать. И это моя личная маленькая смерть.
Шаг 5.
- Пип. Пип. Пип…
Я помню… Вдох. Я помню, там была такая миленькая девушка с черными волосами, веселым задорным взглядом и очень милым лицом. Она была беременна и всерьез переживала о том, что придется делать кесарево сечение, о чем оживленно беседовала со своей подружкой.
Я помню… Выдох. Я помню сутулого и немного горбатого, но очень живого и жизнерадостного старичка, низенького, седого и почти лысого, с морщинками, какие появляются, если часто смеешься. Он просто засыпал меня вопросами – «А как здесь пристегиваться?», «А здесь есть какой-нибудь столик?» и многими другими. Еще у него был такой наивный, тогда позабавивший меня, вопрос: «А мы не упадем?».
Я помню… Вдох. Это был малыш двух лет, он радостно носился по самолету, а его родители со смехом его догоняли под упрекающими взглядами стюардесс. Это были хорошие люди, молодая пара, интересный и любящий муж с очень добрыми глазами, счастливая жена и их маленький сын с забавно выгоревшими на солнце волосами, приобревшими приятный желтый цвет. Мне было приятно на них смотреть… Под конец, устав, ребенок остановился рядом со мной. Я помню, у него была синяя футболка с надписью и цифрой «38», пухленькие румяные щечки, карие глаза и выпирающий вперед детский животик. А еще у него был заразительный смех. Я тогда поймал парня за руку (к чему тот отнесся с радостным изумлением), и о чем-то с ним заговорил, а он мне что-то отвечал на своем детском языке, после чего его догнали родители, поблагодарившие меня за помощь. Это были хорошие люди…
Я помню… Выдох…
Вы когда-нибудь видели, как выглядят место крушения самолета? Я очнулся, когда все уже убрали. Там был лишь обгоревший остов самолета, как я увидел из «Новостей». И ни одного следа пассажиров. Я не увидел даже останков тех людей, которые мне так понравились, которые летели вместе со мной – и не долетели. Их убрали? Они сгорели? Не увидел…
И не могу сказать – хорошо это или плохо.
Шаг 6.
Бинты сняли. Он стал выглядеть жутковато. Обгоревшая кожа, как сказали, стала подгнивать, и была снята. Теперь она восстановилась, такая бледная-бледная, нежная-нежная, как у младенца. Волосы, сказали, восстановятся позже. Кошмар, что ты пережил? Что ты увидел?..
Говорят: двум смертям не бывать, а одной не миновать, но это не правда. Ведь ты уже один раз умер…Кто виноват? По чьей вине это произошло? Этого точно не установят никогда. И из-за чьей-то халатности упал самолет, полный людей, полный жизни…
Сколько еще должно погибнуть людей, что бы, наконец, это прекратилось?
Шаг 7.
С меня сняли все бинты, которые так душили меня. Они стали так похожи на мою кожу… Эта больница проникла в меня, и на миг мне показалось, когда развязывали все эти тряпки на мне, что от меня, от моей души что-то отрывают… Я еще слишком слаб, что бы ходить, и поэтому часто смотрю в потолок. В этот белый потолок… И иногда против моей воли на глаза наворачиваются слезы. За что , за что все это? Я никогда не плачу, нет, мужчины не плачут… Это не мои слезы…
Я мог бы смотреть телевизор, его мне предоставили. Но в последнее время меня тошнит от телевизора, от рекламы, от сериалов, новостей, кино… Фальшь – фальшь – фальшь, все одна сплошная фальшь, и я не вижу там настоящей жизни.
И еще я подолгу сплю. Говорят, я стремительно пошел на поправку, и уже через месяц буду совсем здоров, смогу выйти из этих стен. Через месяц закончится этот ад. Но сколько людей будут ходить на кладбище много-много лет еще, каждый год, каждый год… Сколько их будут молча класть цветы на надгробия погибших в этой катастрофе, молча, потому что слезы уже давно высохнут? Ведь слезы рано или поздно заканчиваются и высыхают, но боль в сердце – никогда.
Я повернул голову набок, и встретился взглядом с Настей. Пришла навестить.
- О, ты проснулся. – Немного глухо сказала она.
- Да, я просыпаюсь. – Я слабо кивнул и протянул свою ослабшую и дрожащую руку к ее лицу.
Она ее поймала и ладонью поднесла к своим губам.
- Я люблю тебя… Моя милая… - Прошептал я и попытался улыбнуться.
- Я тоже тебя люблю. – Негромко ответила Настя и грустно улыбнулась в ответ. – Я так боялась, что ты…
Она замолчала, и мне послышались слабые всхлипы. В сердце очень больно укололо…
Когда-то у нее были длинные прекрасные волосы, но сейчас она их остригла. И стала выглядеть просто изумительно…
- Ну что ты, я же жив, видишь? – Попытался успокоить ее я.
Она заставила себя хотя бы с виду успокоиться и просто обняла меня, наклонившись, крепко-крепко…
- Я с тобой, милая. – Тихо шепнул я своей любимой и, переведя взгляд с этого проклятого белого потолка на ее лицо, закончил, - будем жить.
- Да, будем жить…
@темы: Творчество (свое)